Крестьянин-меценат Виктор Волков справился с бандитами, но не справился с налоговой инспекцией. Циничная (и типичная) история уничтожения фермерства в России
Честно говоря, писать о мытарствах ржевского фермера Виктора Волкова неохота, потому что таких историй на моем журналистском веку тьма-тьмущая, а результат писаний равен нулю пишет Эльвира Горюхина из «Новой газеты».
В 2003 году на одном из фермерских совещаний в Воронеже Юрий Черниченко, стоявший у истоков свободного предпринимательства на земле, призывал помнить о тех, кто «убит подо Ржевом». Горестная метафора. Поди посчитай, сколько их погибло под чиновничьим катком. А это были лучшие люди, первыми осознавшие преимущество свободного труда. К таким первопроходцам относится и Виктор Волков.
Начинал обвальщиком на мясокомбинате, дошел до начальника колбасного цеха. Работа приносила прибыль. Уже на мясокомбинате схлопотал первое уголовное дело — рейд комиссии ОК ХСС обнаружил продукцию, которая не была реализована, на сумму 50 рублей 49 копеек.
Опыт работы на мясокомбинате даром не прошел. Уже там он понял главное: враг всему прибыльному делу — посредник. Технологическая цепочка «производитель — торговля», прямой выход на рынки, позволяла удешевить продукцию. В 1992 году Волков становится фермером. Начинал с семнадцати коров. У СПТУ-38 взял в аренду скотный двор и землю под пастбища. Мы объехали с Виктором Волковым все эти земли. Он и сейчас вспоминает то время, как самое романтическое в своей судьбе. Еще бы! Через семь лет это уже было не просто фермерское хозяйство, а то, что сегодня мы бы назвали агрохолдингом: 260 голов крупного рогатого скота, 85 племенных свиней, 1000 поросят на откорме, 20 лошадей, два пастбища, взятые в аренду. Фишка волковского производственного образования состояла в том, что производитель продукции занимался переработкой. Таким образом, прежняя цепочка сокращалась на одно звено. Сосредоточение в одних руках этой цепочки давало прибыль. 500 человек были заняты на производстве. Фермер замыслил построить молодежную деревню на свои средства. Я видела эти земли. Сегодня они поросли бурьяном.
Мне было интересно узнать, где источник опыта, который опережал обычную фермерскую практику? Волков отвечает прямо: «Я хорошо помнил работу прежних заготконтор. Оставалось применить этот принцип работы к новым условиям».
Успехи позволили помогать хозяйствам, которым грозило банкротство. Помогал Волков многим. Однажды насчитал 24 хозяйства. Он вспомнил, как в 1997 году 20 председателей колхозов решали вопрос о приобретении ГСМ — предстояла уборка. Им было сказано: в бюджете денег нет, а значит — проводить уборку за свой счет. Многие решили: выход только один — пустить под нож скот. Виктор Волков закупил две тысячи тонн топлива и раздал хозяйствам с одним непременным условием: скот не трогать. Две тысячи голов было спасено. Хозяйства рассчитались с долгами.
Он и сейчас верит в то, что можно обойтись без инвесторов, если заложить принципиально новую концепцию развития сельского хозяйства. Хотите, чтобы в Ржеве свинина стоила 120–130 рублей за кг, развивайте свиноводство без посредника. Да, ему нравилась деятельность по организации сельского хозяйства. Прибыль давала возможность заниматься благотворительностью. «Безвозмездная помощь» — любимое выражение Виктора Волкова. Поставлял мясо и колбасу в детский приют, дом престарелых, не забыл СПТУ-38, которое его в свое время выручило. Помогал спорту, да и просто людям, которые попали в беду. Как всякое успешное и прибыльное хозяйство, волковское производство попало на глаза криминалу. С ним Волков, как это ни покажется странным, справился. Затем началась осада налоговых и прочих служб. Ничего противозаконного найдено не было. Следствие длилось полгода, что сказалось на самой работе. Но главное — изъяв все документы, проверяющие лишили фермера возможности предъявить финансовые претензии тем организациям, которые он кредитовал. А дальше пошла рутинная борьба с фермером, где найти виноватых оказалось непросто: то отключили холодильник, и 8 тонн мяса и колбасы пропало, то фуры с мясом (20 тонн) из Оренбургской области пришли испорченными. То неожиданно сгорел свинарник на 100 голов…
Что в таких случаях делают фермеры? Бросают производство, как это сделали Плахотнюк и Асеев в Омской области, поскольку не выдержали рейдерских наездов чиновников. Список таких фермеров можно продолжить. Я бы на месте Виктора Волкова сделала то же самое.
А сколько фермеров стоят перед вопросом: продолжать ли дело, которому отдана жизнь? Александр Бубенцов из Рязанской области прямо на съезде фермеров размышлял: «Бросить, что ли, все это дело?» А он один выращивает 50 тонн свеклы. Оказывается, его задача — не только выращивать свеклу, но за двести верст довезти до потребителя. И тогда начинается борьба за право провезти свеклу по железной дороге. То дорогу ремонтируют, то вагонов не хватает.
Война с фермерами в последние годы обретает циничный, издевательский характер.
Фермер Норик Казарян (Калининский район, Краснодарский край) в апреле посадил гектар картофеля, но не может его ни обработать, ни выкопать. Подход к землям Казаряна изрыт так, что фермер только издали может посмотреть на свое поле. Не мог подойти к своим собственным землям (3,5 га картофеля) и фермер Петр Левченко. Дело в том, что дороги общего пользования отданы в собственность некоему Макаревичу из ООО СК «Октябрь». Левченко пришлось заплатить 75 тысяч рублей, чтобы выкопать свою картошку.
«Земли ваши, дороги наши. Как хотят, так пусть и добираются. Пускай вертолет покупают», — так говорят представители «Октября». Милиция, прокуратура поют одну песню: «Подавайте в суд».
— В какой суд? Он будет длиться годами, а мне сейчас надо убирать картошку, — говорит Казарян.
Спрашиваю Норика, как дела у Алексея Волченко. Он ведь посеял пшеницу.
— Он пытается к полю выйти окольными путями. Кругом охранники.
Это нормально, если фермер Сергей Голенко (хутор Красное Поле Краснодарского края) прошел 80 арбитражных судов, а уголовное дело, которое он выиграл, тянулось без малого шесть лет? Борьба идет за право пахать и сеять на своих и арендованных землях. Накормить себя и страну.
Иногда думаешь, а может, правы те мужики, кто пьет и подворовывает…
— Интересно, если мы вымрем, что будут есть чиновники? — спрашивает фермер Виталий Литвинов из Карачаевского района Брянской области.
Когда-то в одном районе было 360 фермерских хозяйств, два года назад оставалось только шесть.
Но у фермера Волкова есть ответственность перед сыновьями, которых он втянул в свое дело, ответственность перед самим собой и страной, которую можно накормить экологически чистой и дешевой продукцией. И сейчас Виктор Волков, оставшись на бобах, считает, что это величайшая глупость, что страна, обладающая такими землями и таким народом, находится в продовольственной зависимости от других стран. «Если бы знали, как люди маются без работы», — сказал Волков. Мы едем с фермером в село Кокошкино, где у него есть картофельное хранилище и небольшая свиноферма. Проезжаем поля, где когда-то выращивали картофель и лен. На обочине поля стоят машины. «А это люди по грибы пошли», — говорит фермер. Поля быстро зарастают. Березняк идет первым.
Мне вот интересно, неужели чиновники сельского хозяйства никогда не объезжают эти поля и не ведают, какое количество людей осталось без работы и всяких надежд на будущее.
Проезжаем закрытые на замок пионерские лагеря. Когда-то здесь за один сезон отдыхали 350 детей. Значит, за три сезона только в одном лагере тысяча детей могли окрепнуть и подготовиться к учебному году. Если заглянуть сквозь решетки, можно увидеть отличные домики для жилья, баню, спортивные площадки. Рядом Волга и есть спуск к реке. Уже пятый год лагерь закрыт. Объявлены торги. Молодой человек, который назвался Антоном, работает охранником. Он знает, что если лагерь не охранять, все растащат до последней щепы. Антон вспоминает хозяйство в Кокошкине: тысяча овец, 1200 голов крупного рогатого скота, свиноферма. Была работа и заработок. Антон был пастухом. Ему нравилась эта работа. «Никто думать не мешает», — сказал. А что же делают остальные? Кто пьет, а кто в охрану уезжает в Москву. Но многие возвращаются. Там гастарбайтеры составляют конкуренцию.
В Кокошкине отличная школа, детский сад и целая улица коттеджей, построенных хозспособом для колхозников. Сегодня колхоз на последнем издыхании.
Когда-то у Волкова была идея: объединить три хозяйства, которые едва держались на плаву, в одно. Он и сейчас уверен, что сельское хозяйство убыточным быть не может. Убыток порожден чиновничьим произволом и массой прилипал, не производящих продукт, но паразитирующих на сельском хозяйстве.
Волков показывает порушенную ферму, которая расположена вблизи свинарника. «Я хотел ее приобрести, ведь там все коммуникации подведены. Не дали». Ферму растащили. Смотреть больно и стыдно.
В стареньком «жигуленке» главное место занимает коса. Виктор Иванович косит траву для свиней. Да так, будто в его жизни ничего не произошло. А много чего произошло: разрушено успешное хозяйство, отчуждена квартира у сына, и это неполный перечень утрат, которые преследуют когда-то успешного фермера.
Иногда в минуты уныния он вспоминает слова матери: «С тобой случится то же самое, что и с моим дедом». Прадед Волкова был хуторянин, зажиточный хозяин. Его расстреляли, а сына с детьми сослали.
«Мой сын — это уже пятое поколение, которое подвергается преследованиям». Если сын пишет заявление в банк с просьбой о кредите, то отвечают не сыну, а его отцу. И, конечно, отказывают.
Он все стремится найти хоть какую-то логику в том, что с ним произошло. Чаще всего вспоминает ветхозаветного Иова, который так же, как Волков, лишился всего. Спасибо, что дети живы. Но там на испытания Иова обрек Господь. Здесь, в ржевской истории, гонители поименно известны Виктору Волкову. Это они открытым текстом заявили фермеру: «Ты внесен в черный список».
В Книге Иова один из стихов начинается фразой: «Взывай, если есть отвечающий тебе».
Так вот, драма фермерского существования состоит в том, что фермеру не к кому и не к чему воззвать. Ни Минсельхоз, ни Ассоциация крестьянско-фермерских хозяйств попавшему в беду фермеру не помощники. Прокуратура, куда обращается фермер, отделывается отписками. Например, Краснодарская прокуратура фермеру Дяткинскому посоветовала начать переговоры о захваченных землях с… самими захватчиками.
Взвалив на себя бремя продовольственной безопасности страны, собственник оказывается один на один или с криминалом, или с чиновничьим произволом. Отличить одно от другого иногда не представляется возможным.
А он, Виктор Волков, потеряв, казалось бы, все, верит в свое фермерское будущее. «Мне 57 лет. Я знаю не только стратегию, но и технологию фермерского дела. У меня есть силы и желание работать на земле». Но все ходы, которые бы дали возможность встать на ноги, для ржевского фермера закрыты.
Фраза Юрия Черниченко об «убитых подо Ржевом» в данном случае утратила метафорический смысл.
Думаю, нужно новое законодательство об охране фермерских хозяйств, ЛПХ, да и сельхозорганизаций, которое жестко регламентировало бы все действия по остановке деятельности таких хозяйств, обязанности компенсировать ущерб от помех ведению дел, гарантии районных властей, не позволяющие «наезжать» на нормально работающие предприятия. И, конечно, нужна постоянная пропаганда уважения к труду сельхозпроизводителей со стороны Правительства, Премьера, Президента и т.д.
Я об этом говорю несколько лет. Ельцинская конституция более отсталая, чем американская (смотри пятую поправку) и даже царская. Она не гарантирует права на компенсацию от незаконно нанесенного ущерба. И до тех пор пока каждый кому не лень будет совать свой нос в чужие дела, в стране ничего кроме продразверстки не будет.
В ближайшее время съезжу к Волкову. может смогу чем помочЬ. так как есть определенный опыт борьбы с чиновниками.
Держись Волков!