От Новосибирска до учхоза «Тулинское» всего шесть-семь километров: по меркам мегаполиса — в черте города. До некоторых микрорайонов от центра ехать дольше. Но здесь пейзажи самые что ни на есть пасторальные: небольшой холм на фоне церквушки облюбовало внушительное стадо. Спокойные, крупные животные. По производительности в условиях холодного климата им равных практически нет. Ученые бились над выведением породы с начала 1980-х, и только теперь она официально зарегистрирована под нехитрым названием «сибирячка».
Телят в учхозе «воспитывают» по канадскому методу. В родильном помещении сухо, идеальная чистота, с десяток кошек греется под боком у новорожденных телят и защищает их корм от крыс. Но уже в шестидневном возрасте телят переводят в более суровые условия: хотя это место на 150 голов называется теплицей, в тридцатиградусный мороз тут немногим теплее, чем на улице. Здесь животные содержатся до трехмесячного возраста, а дальше — на общие условия. Такой метод позволяет им сызмальства привыкнуть и к холоду, и к местной кормовой базе. Впрочем, благодаря генетике условия молодняку не в тягость.
— В прошлом году средний удой вышел 7 328 литров на фуражную корову. Это в два с лишним раза больше, чем у черно-пестрой породы. С нее все и начиналось 35 лет назад, — по-деловому отрывисто проводит «экскурсию» зоотехник хозяйства Константин Ковалев. — Еще тогда ее начали скрещивать с голландской породой, так называемой голштино-фризской. У нее самые высокие показатели производительности. Массово закупали и в то время, и сейчас. Но «европейки» весьма капризные и к климату, и к кормам. В Сибири их надои значительно снижаются.
Поэтому решили объединить достоинства двух пород — традиционной российской черно-пестрой, которой холод нипочем, и голштинской с ее высокой молочной продуктивностью. По словам зоотехника-селекционера учхоза «Тулинское» Лилии Сорокиной, в результате не только вдвое увеличились надои и прирост живой массы коровы, но и сформировался определенный тип вымени, пригодный для машинного доения, повысилась скорость молокоотдачи.
— Плюс неплохо прибавили в плодовитости — раньше в год на сотню коров рождалось максимум 78 телят, а теперь этот показатель перевалил за девяносто, — отмечает Лилия Сорокина. — Своего рода «закалка» телят — только одно из условий улучшения породы, главная работа — селекционная. Это сложный многолетний процесс, который необходимо постоянно держать на контроле, закреплять нужные показатели. Лишь десять лет назад мы перешли на скрещивание с чистыми голштинами, до этого использовали помесные типы, и процент «голландской» крови был не выше 25. Сейчас телята рождаются с 97 процентами.
В хозяйстве 580 коров в дойном стаде, около тысячи телят и бычков. Производителей учхоз поставляет не только в хозяйства Новосибирской области, но и в соседние регионы. Сейчас готовят к отправке на продажу 45 быков, берут различные анализы, проводят отбор. Они содержатся в отдельном помещении и незваных гостей встречают недружелюбным мычанием. Заходишь словно в лабиринт минотавра: в отличие от безрогих, спокойных коров новой породы, мощным и шумным «сибирякам» даже в глаза смотреть страшновато, кажется, им и металлический забор не преграда. И сопровождающий нас зоотехник советует: близко лучше не подходить.
Над селекцией «сибирячки» работало несколько научных учреждений, племпредприятия Новосибирской, Омской, Кемеровской, Иркутской областей, Алтайского и Красноярского краев. Породу выводили несколько десятилетий.
— В той же Германии селекцией занимались в относительно стабильных условиях. У нас же менялись власть и экономика. Да и в самих хозяйствах — разные условия, состав стада, процент «голштинской» крови. Приходилось ежегодно отбирать лучших — тех, кто наиболее соответствовали модели будущей породы. Так мы создавали племенную базу, а попутно изучали селекционно-генетические параметры: наследовательность, повторяемость признаков, взаимосвязь. Определяли иммунно-генетические особенности новой породы, — вспоминает ведущий научный сотрудник Сибирского научно-исследовательского и проектно-технологического института животноводства Сибирского федерального научного центра агробиотехнологий РАН Людмила Герасимчук.
По последним подсчетам, в хозяйствах, с которыми работают ученые, содержится 26 тысяч «сибирячек», и продаются они на ура. Итоги прошлого года еще не подвели, а в 2016-м было реализовано 1,5 тысячи голов, в том числе 192 быка. При этом ареал распространения породы ширится, это уже не только Западная Сибирь, но и Читинская область, Якутия, Хабаровский и Приморский края, Казахстан.
В этом году со второго раза породу удалось защитить на комиссии минсельхоза РФ. На нее был выдан патент N 9498. Но, к сожалению, «сибирячка» — один из немногих примеров, когда кропотливый труд ученых становится действительно востребованным в сельском хозяйстве. Отчасти — из-за невнимательности региональных властей к внедрению инноваций, отчасти — по причине закостенелости аграриев, а где-то и сам научный подход вызывает сомнения. Но главный фактор — нехватка средств.
— Несколько лет назад научные сотрудники проводили у нас анализ почвы и другие экспертизы, выдали рекомендации. Но они существенно расходятся с возможностями и особенностями нашего хозяйства, — вспоминает председатель сельскохозяйственного производственного кооператива «Заря» Евгения Лейхтлинг. — К примеру, посоветовали внести дорогостоящие удобрения. Но если раньше при их закупке государство компенсировало часть затрат, то теперь такой меры поддержки нет.
Над созданием новых удобрений трудятся целые НИИ, но в «Заре» их не используют вовсе. Эффект сухих гранулированных химикатов сильно зависит от погоды, которая может свести их действие на нет. А чтобы использовать жидкие, придется переоборудовать технику — модернизация одной сеялки обойдется в 700 тысяч рублей, а всего в хозяйстве их четыре. То есть почти в три миллиона рублей, и это не считая стоимости самих удобрений. Понятно, что аграрии предпочтут потратить деньги на все дорожающие ГСМ или семена. Предприятию Евгении Лейхтлинг удается держаться на плаву за счет полного цикла переработки — своя мука, из своего зерна, для своего продовольственного цеха. А ведь на большинстве предприятий висят кредитные обязательства. Тут не до инноваций.
— Да, ученые активно выводят, например, новые сорта пшеницы. Но между реальным сектором экономики и наукой есть один существенный барьер — недостаток средств у аграриев. По-хорошему, элитные семена мы должные закупать каждые два-три года. Но многие используют их по пятнадцать лет, и откуда же взяться высокой урожайности? Еще несколько лет назад была поддержка при покупке элитных семян — федеральные деньги из расчета 4,5 тысячи рублей за тонну — и компенсация шестидесяти процентов стоимости из средств областного бюджета. Сегодня средства выделяют погектарно, из расчета тысяча рублей на гектар. Это, в лучшем случае, сопоставимо с прежним уровнем федеральной поддержки, — подчеркивает председатель Совета крестьянско-фермерских хозяйств Новосибирской области Юрий Шелудяков.
Отнюдь не все гладко и в овощеводстве, а ведь когда-то это направление сельхознауки и в Сибири развивалось очень активно. Однако, по мнению экспертов, отрасль погубила тяга к импорту. Семеноводческих предприятий в Сибири практически не осталось. Вот и едят жители больших городов привозные овощи сомнительного качества. Хотя, казалось бы, и крупные хозяйства под боком, и науке есть что предложить.