Комментарий. Кто платит за инфляционные «ошибки».

Стало уже «доброй» традицией — во всех макроэкономических огрехах, последствия которых ложатся тяжелым грузом, прежде всего, на плечи совсем не богатых россиян, обвинять крестьян, аграрников и вообще весь наш агропромышленный комплекс.

Так вот и сейчас, стоило Минэкономразвития заявить, что за рост инфляции, которую уже почти наверняка не удастся до конца года удержать в рамках обещанных обществу и Президенту России 8%, отвечают ценовые колебания на зерновом рынке, как это утверждение тут же стало чуть ли не аксиомой. И вот уже «серьезные» экономические аналитики подхватывают эту информацию и выдают ее с экранов телевизора безо всякого обоснования, ну, а бедному крестьянину опять остается, как всегда, признать себя виноватым, безо всякой на то вины.

И абсолютно бесполезно пытаться объяснить обществу и Правительству, что хлеб в российской потребительской корзине составляет менее 3% ее стоимости. Ну, можно добавить к этому еще почти 1% на макаронные изделия. Но все равно, чтобы так существенно повлиять на рост инфляции, одного зернового и вообще — продовольственного фактора явно не достаточно. При этом — странная статистика — все деревенские в голос кричат, что закупочные цены на мясо с увеличением внутреннего производства в рамках приоритетного национального проекта сильно упали, а по официальной отчетности мясные изделия растут в цене?

Впрочем, наш сегодняшний комментарий не совсем об этом.

Тема регулирования рынка, особенно в небогатых странах с переходной экономикой актуальна сверх всяких иных. Но регулирование это требует очень большой, честной, каждодневной, и абсолютно не ангажированной работы. Установление гармоничных межведомственных и межотраслевых пропорций — это не просто и не только темы для публичных дебатов или ученых диссертаций. В конечном итоге — это жизнь и достаток российских граждан, откуда, собственно, они и складывают собственное отношение к «властям предержащим».

У обывателя нет времени, возможности, да и образования, чтобы участвовать в дискуссии о том, должно либо нет государство, чиновничий аппарат выступать в качестве активной стороны на продовольственном, нефтяном, автомобильном или любом другом внутреннем или международном рынке. Зато он на бюджете собственной семьи судит о том, что ему хорошо, а что — нет.

Он нуждается в обустроенном комфортном жилье, качественной еде, которая ему по карману, недорогом автомобиле, заправить который ему позволит все тот же семейный бюджет. Если же всего этого нет, то рассуждизмы макроэкономических чиновников ему до самой большой лампочки.

При Советской власти нашу экономику называли «плановой». В том смысле, что великий Госплан составлял несколько сотен федеральных балансов по самым разнообразным позициям. Там пытались подсчитать, сколько нужно произвести в стране пар туфель, тонн зерна, сотен тысяч автомобилей, чтобы хоть как-то обеспечить самым необходимым советских граждан.

Считали, конечно, плохо, поскольку тогдашняя экономика, во-первых, в полном смысле этого слова таковой не была, ну, а, во-вторых, «экономной» становиться, ну, никак не хотела, несмотря на заклинания самых высоких советских начальников. В качестве примера напомню известный факт: самая дешевая свинина в производстве в советские времена стоила больше 5 рублей, а в магазинах ее заявленная цена составляла 1 рубль 90 копеек. Заявленная, — потому что более-менее приличные куски и отруба уходили через заднее крыльцо по червонцу, а на прилавки попадали неаппетитные сальные ошметки, которые, впрочем, тут же и расхватывались?

Словом, даже Госплан всемогущий не был в состоянии в условиях, когда еда и потребительские товары признавались политикой, создать условия для достижения тех самых гармоничных межотраслевых пропорций.

Впрочем, в плановости ли дело!

Вон, например, в соседней с нами Японии госчиновники составляют государственные балансы более чем по 1,5 тыс. товарных позиций. Заявленные объемы необходимого производства по каждой из них становятся предметом жесточайшего государственного контроля. И при этом никому в мире не приходит в голову обвинять Японию в некоей «нерыночности».

В России же все по-иному.

С началом капиталистической революции государственные планы, госзаказы, фиксированные (гарантированные) минимальные цены были объявлены пережитками социализма и чуть ли не антигосударственными идеями. «Рынок все сам отрегулирует!», — этот лозунг был на устах любого госчиновника в макроэкономических ведомствах. Тех, кто так не говорил, в эти ведомства на работу попросту не брали.

Причем, новые «экономические капитаны» совершенно не собирались учиться экономике. Им было наплевать на исторический опыт развитых рыночных стран, который подсказывал, что именно нахождение ценовых гармоний или, по крайней мере, приемлемых для всех сторон рынка стоимостей и есть главная государственная задача. Что нужно учиться (и учить) делиться и договариваться как с производителями товаров, так и с их потребителями.

Какое там! «Рынок сам все решит!».

Прошли годы. И что же?

Невооруженным глазом видно, что до достижения межотраслевых паритетов дистанция так же далека, как и при историческом материализме. И самое тревожное, что эта ситуация в жизни отражается резким материальным расслоением в обществе.

Мы многажды говорили, что в канун Октябрьской революции такой разницы в уровне доходов и в жизненном уровне не было. Много раз пытались доказать, что эта ситуация просто нетерпима. Что невозможно, когда, по сути, существует две страны: одна Россия, которая в пределах Садового кольца и в других крупных городах, и совсем другая, которая в эти географические зоны не входит.

Ну, а уж когда в этом положении, в ухудшении жизни частично начинают и самого же обделенного всеми благами крестьянина еще и обвинять, хочется этим обвинителям сказать, перефразируя известную цитату: «Господа! Это хуже, чем преступление! Это — ошибка!»

Причем из разряда тех, за которые очень дорого платят. Правда, не те, кто ее совершает, а все наше общество.